«…В этом году Гарольд затянул с первым покосом. А когда наконец прочухался и позвонил мальчишке из соседнего квартала, его мать ответила, что Фрэнк уехал учиться в местный университет. Гарольд в изумлении покачал головой и потопал к холодильнику за банкой пива. Быстро идет время, не так ли?..»

«…Мистер Карлин был низенький человек, не слишком толстый, но плотный, в очках без оправы и с загорелой лысиной, сверкавшей, словно покрытый лаком волейбольный мяч. Из коридора на них отрешенно и бесстрастно взирал рыцарь в доспехах, охранявший полутемное помещение, наполненное красновато-коричневыми тенями…»

«– Я пришел сюда, потому что мне нужно высказаться, – произнес человек, сидевший на кушетке в кабинете доктора Харпера. Это был Лестер Биллингс из Уотербери, штат Коннектикут. В его медицинской карте, заполненной сестрой Виккерс, было записано, что ему двадцать восемь лет, он работает на фабрике в Нью-Йорке, разведен, отец троих детей. Все трое умерли…»

«Космический корабль Федерации «Эй-Эс-Эн/29» упал с небес и разбился. Спустя какое-то время из треснувшего пополам корпуса, словно мозги из черепа, выползли два человека. Сделали несколько шагов, а затем остановились, держа шлемы в руках и оглядывая то место, где закончился их полет…»

«Зимним холодным вечером, в начале девятого, Стивенс подал напитки, и мы, захватив с собой бокалы, перешли в библиотеку. Довольно долго ни один из нас не произносил ни слова; единственными звуками были потрескивание поленьев в камине, доносившийся издалека приглушенный стук бильярдных шаров да завывание ветра за окном. Но здесь, в доме номер 249-Би по Восточной Тридцать пятой, было тепло и уютно…»

«Дженет поворачивается от раковины и – нате вам! – муж, с которым прожито почти тридцать лет, сидит за кухонным столом в белой майке и трусах „Биг дог“ и молча на нее смотрит. Все чаще и чаще по субботам она натыкается на этого командора Уолл-стрит здесь, в кухне, где он сидит – вот как сейчас, – ссутулившийся, с пустыми глазами, белесой щетиной на щеках, обвислой грудью за вырезом майки и торчащими волосами – будто у постаревшего и поглупевшего Альфальфы из „Маленьких негодников“…»

«Всю неделю бюро прогнозов предсказывало снегопад и сильный северный ветер, и вот в четверг он докатился до нас и, разбушевавшись не на шутку, не выказывал ни малейшего намерения утихомириться. Снегу к четырем дня навалило дюймов на восемь. Человек пять-шесть постоянных посетителей укрылись в надежном месте, лавке Генри под названием «Ночная сова», которая в этом районе Бангора являлась единственным заведением, работающим круглосуточно…»

«Рассвет медленно крался по Калвер-стрит. Обитателю любого дома, не спавшему в этот час, могло показаться, что за окном еще хозяйничает глухая темная ночь, но это было не так. Рассвет потихоньку вступал в свои права вот уже в течение получаса. Сидевшая на большом клене на углу Калвер-стрит и Бэлфор-авеню рыжая белка встряхнулась и устремила взор своих круглых бессонных глазок на погруженные в сон дома. В полуквартале от нее воробей, взбодренный купанием в специальной ванночке для птиц, сидел, отряхиваясь и разбрасывая вокруг жемчужные капельки. Муравью, петляющему вдоль канавы, посчастливилось отыскать крошку шоколада в пустой измятой обертке плитки…»

«Когда звонит телефон, Энн только выходит из душа, и хотя в доме полным-полно родственников – вон как шумят на первом этаже, нагрянули целой стаей, а уезжать, похоже, не намерены! – трубку никто не берет. И автоответчик не включается, а ведь Джеймс настроил его так, чтобы срабатывал после пятого гудка…»

«Даже не думал, что когда-нибудь об этом расскажу. Раньше жена не велела – говорила, никто не поверит, будут пальцем показывать. Больше всего она, конечно, боялась за себя, хотя и не подавала виду. „А как же Ральф и Труди? – спросил я. – Мы ведь все там были“. „Труди прикажет Ральфу держать рот на замке, – ответила Рут. – Да и братца твоего уговаривать долго не надо“…»