Феокрит
Стихотворения


ФЕОКРИТ (Theokritos), из Сиракуз, первая половина III в. до н.э., греческий поэт. Родился на Сицилии в Сиракузах или поблизости от них, вероятно, в последние годы IV в. до н.э.. Его родители, Праксагор и Филина, происходили с Коса. Хронология жизни и творчества Феокрита неясна. В юности он оставил родной город, уехал на Кос и там примкнул к кружку поэтов, собравшихся вокруг Филота. Возможно, на Косе было написано его первое произведение, идиллия XVI, Хариты, или Гиерон (Charites е Hieron), в котором Феокрит просит правителя Сиракуз Гиерона II о принятии его ко двору и материальной помощи. Наиболее вероятная дата создания этого произведения 275-274 гг. до н.э. Гиерон не удостоил поэта ответом, вследствие чего Феокрит обратился к царю Египта Птолемею II. Тот пригласил Феокрита в Александрию, где, по-видимому, ок. 270 г., была создана идиллия XVII Похвала Птолемею (Enkomion eis Ptolemaion), хвалебный гимн в честь владыки, вопреки традиции, гекзаметром. Феокрит прожил в Александрии несколько лет (некоторые произведения отчетливо указывают на пребывание в этом городе), после чего, возможно, возвратился на Кос. Несомненно, он путешествовал и по другим городам и островам Эгейского моря, вероятно, побывал в Милете у своего друга, врача Никия. В Александрии он встретился с местными поэтами, прежде всего с Каллимахом. Он принял литературную программу последнего, но соблюдал умеренность в отношении характерной для этой программы учености. Феокрит, в отличие почти от всех александрийских поэтов этого периода, не занимался филологическими исследованиями.

Он был очень талантливым поэтом. Под именем Феокрита сохранился сборник из 30 крупных произведений, называемых идиллиями (греч. eidylion "картинка"). Только одна треть произведений в действительности является буколиками, то есть сельскими элегиями. Значительная часть сборника (приблизительно 1/4) – это произведения позднейших подражателей. Кроме того, нам известно 25 эпиграмм Феокрита. Вне сомнения, это не все творчество Феокрита. Книга Суда называет еще произведения иного типа, которых нет в сохранившемся сборнике. Упомянутые выше идиллии XVI и XVII – это панегирики в честь правителей. Произведения XXII Гимн Диоскурам (Dioshumi) и XXVI Вакханки (Lenai e Bakchai) – гимны богам, значительно отличающиеся по форме от традиционных гимнов. Произведениями на случай являются XVIII Эпиталама Елены (Helenes epithalamios), написанная по поводу какой-то действительной свадьбы, и XXVIII Веретено (Alakata) – стихотворение в память Теугении, жены друга Феокрита, врача Никия. Три произведения, XIII, XXIV, XXV, в том числе одно неаутентичное (XXV) – Гилас, Малый Геракл и Геракл, убивающий льва являются настоящими александрийскими эпилионами. Все три связаны с образом дорийского героя Геракла. Произведения XII, а также XXIX, XXX – любовные песни к юношам.

Феокрит известен прежде всего как создатель нового литературного жанра – буколики, пастушеской песни. В этой области он не имел литературных предшественников. Образцом Феокриту послужили подлинные народные песни, которые пели сицилийские пастухи. Литературная традиция могла предоставить только двух мифических героев сельской элегии, пастуха Дафниса и Полифема, влюбленного в морскую нимфу Галатею циклопа. Обязательными для буколики элементами являются любовь и песни, а формально – пастушеский сюжет. Мотивом, заимствованным из фольклора: состязание певцов, соперничество в пении двух пастухов с наградой за победу. Однако не в каждой буколике Феокрита мы находим все эти элементы. К этому важнейшему в творчестве Феокрита направлению принадлежат 12 произведений (в том числе 4 неаутентичных):



I Tupcuc (Thyrsis e ode) – программное произведение, посвященное смерти Дафниса, мифического сицилийского пастуха, история которого была темой одного из несохранившихся произведений Стесихора;

III Песня пастуха (Komos) – монолог влюбленного пастуха с песенными вставками;

IV Пастухи (Nomeis) – разговор двух пастухов, легкий и нелишенный юмора;

V Пастух коз (Аiроlikon kai poimenikon) – произведение, имеющее более всего народных черт, о ссоре двух пастухов-рабов, переходящей в певческий агон;

VI Пастушеские песни (Bukoliastai) – состязание в пении двух друзей; VIII и IX с тем же названием и похожего характера являются позднейшими подражаниями;

X Жнецы (Ergatinai e theristai) – настоящий сельский мим, героями которого являются землепашцы, которых во время жатвы развлекают разговоры о любви одного из них и пение; XI Циклоп – шутливый рецепт вызывания любви, посвященный врачу Никию, представляет собой повесть о любви циклопа Полифема к Галатее, сюжет, обыгранный впоследствии множество раз, но не выдуманный Феокритом, который сам заимствовал его из несохранившегося дифирамба Филоксена из Киферы;

XX Молодой погонщик (Bukoliskos) – неаутентичен, это шуточная жалоба пастуха, влюбленного в городскую девушку, на ее бесчувственность;

XXVII Соблазненная (Oaristys), неаутентичный диалог пастуха и пастушки, единственное произведение, где говорит девушка.



Произведение VII Праздник урожая (Thalysia) – аллегорическая буколика предоставила ученым простор для домыслов. Здесь Феокрит рассказывает о своем посвящении в поэты. Персонажи произведения – поэты под личиной пастухов. Действие происходит на Косе, ландшафт соответствует реальной топографии острова. Идиллии II, XIV и XV являются городскими мимами.

II Колдовство (Pharmakeutriai), это прекраснейшее произведение александрийской эпохи, ориентированное в первой части на Софрона, как утверждают схолии, доносит до нас лирический монолог девушки, пытающейся при помощи волшебства приворожить возлюбленного. Во второй части девушка рассказывает богине Луны историю своей любви.

XV Сиракузянки (Syrakosiai e Adoniazusai), другой женский мим, представляет собой сценку в духе мимиямбов Геронда. Две александрийские мещанки, по происхождению из Сиракуз, выбираются в город, чтобы посмотреть на праздник в честь Адониса. После разговора между двумя подругами, в котором они обсуждают своих мужей, поэт выводит нас на улицы Александрии и ведет к царскому дворцу, где в ходе праздника, учрежденного царицей Арсиноей II, певица с Аргоса исполняет гимн в честь Адониса.

Идиллия XIV Любовь Киниски (Aischinas kai Thyonischos), это мужской мим, в котором один из героев рассказывает другому об измене возлюбленной. Друг советует ему вступить в армию Птолемея II и славит благосклонность египетского царя.

Эпиграммы Феокрита различаются по содержанию. Первые 6 приближаются к буколикам, остальные представляют собой надгробные эпиграммы и воззвания. Эпиграммы на поэтов (например, на Архилоха, Анакреонта, Гиппонакса) написаны их собственными метрами, остальные – элегическим дистихом. Почти все идиллии написаны гекзаметром. Использование этого метра в драматических произведениях (как буколики и мимы) – одно из нововведений, которые любили александрийские поэты. Диалект преимущественно дорийский и лишь в эпилионах – ионийский, а в лирических произведениях – эолийский. Поэзия Феокрита довольно простая, доступная даже для не очень образованного читателя, хотя и ученый нашел бы там немало эрудиции и множество аллюзий на известных авторов. Однако все это не затрудняет чтения. Жанр, созданный Феокритом, был популярен долгое время. В нем творили Мосх и Бион. Величайшим наследником Феокрита в Риме был Вергилий, а в период упадка Империи – Кальпурний и Немезиан. В эпоху Ренессанса буколика пользовалась огромной популярностью на Западе Европы. (текст приведен по изданию: "Античные писатели. Словарь." СПб, изд-во "Лань", 1999)



Перевод М. Грабарь-Пассек:

С белою кожей Дафнис, который на славной свирели

Песни пастушьи играл, Пану приносит дары:

Ствол тростника просверленный, копье заостренное, посох,

Шкуру оленью, суму – яблоки в ней он носил.

Этот шиповник в росинках и этот пучок повилики,

Густо сплетенный, лежат здесь геликонянкам в дар,

Вот для тебя, для Пеана пифийского, лавр темнолистый

Камнем дельфийской скалы вскормлен он был для тебя.

Камни забрызгает кровью козел длиннорогий и белый

Гложет он там, наверху, ветви смолистых кустов.

Вам угождая, богини, для всех девяти в подношенье

Мраморный этот кумир дал Ксеноклет-музыкант.

Кто бы его назвал иначе? Он, именно этим искусством

Славу стяжавши себе, также и вас не забыл.

Этот треножник поставил хорег Демомел Дионису.

Всех ты милей для него был из блаженных богов.

Был он умерен во всем. И победы для хора добился

Тем, что умел почитать он красоту и добро.

Это не плотской Киприды кумир. У богини небесной

Должен ты милость снискать, дар Хрисогоны благой.

В доме с Амфиклом совместно она свою жизнь проводила,

С ним не рождала детей. Жизнь их прекрасно текла.

Все начинали с молитвой к тебе, о могучая. Смертным

Пользу большую несет милость бессмертных богов.

Дафнис, ты дремлешь, устав, на земле, на листве прошлогодней,

Только что ты на горах всюду расставил силки.

Но сторожит тебя Пан, и Приап заодно с ним подкрался,

Ласковый лик свой обвил он золотистым плющом.

Вместе в пещеру проникли. Скорее беги же, скорее,

Сбросивши разом с себя сон, что тебя разморил!

Тирсис несчастный, довольно! Какая же польза в рыданьях?

Право, растает в слезах блеск лучезарных очей.

Маленькой козочки нет! Пропала, бедняжка, в Аиде.

Верно, когтями ее стиснул безжалостный волк.

Жалобно воют собаки. Но что же ты можешь поделать?

Даже костей и золы ты ведь не можешь собрать.

Друг мой, прошу, ради муз, сыграй на флейте двухтрубной

Что-нибудь нежное мне! Я ж за пектиду возьмусь;

Струны мои зазвенят, а пастух зачарует нас Дафнис,

Нам на свирели напев, воском скрепленной, сыграв.

К дубу косматому станем поближе мы, сзади пещеры,

Пана, пасущего коз, мигом разбудим от сна!

Гражданам нашим и пришлым здесь стол для размена поставлен.

Можешь свой вклад получить. Счеты всегда сведены.

Просят отсрочки другие. Но даже ночною порою,

Если захочешь, тебе все подсчитает Каик.

Этой тропой, козопас, обогни ты дубовую рощу;

Видишь – там новый кумир врезан в смоковницы ствол.

Он без ушей и треногий; корою одет он, но может

Все ж для рождения чад дело Киприды свершить.

Вкруг он оградой святой обнесен. И родник неумолчный

Льется с утесов крутых; там обступили его

Мирты и лавр отовсюду; меж них кипарис ароматный;

И завилася венком в гроздьях тяжелых лоза.

Ранней весенней порой, заливаясь звенящею песней,

Свой переменный напев там выкликают дрозды.

Бурый певец, соловей, отвечает им рокотом звонким,

Клюв раскрывая, поет сладостным голосом он.

Там я, присев на траве, благосклонного бога Приапа

Буду молить, чтоб во мне к Дафнису страсть угасил.

Я обещаю немедля козленка. Но если откажет

Просьбу исполнить мою -дар принесу я тройной:

Телку тогда приведу я, барашка я дам молодого,

С шерстью лохматой козла. Будь же ты милостив, бог!

С вниманьем ты взгляни на статую, пришелец!

В дом к себе ты придешь и всем расскажешь:

В Теосе видел я Анакреонта лик;

Первым был он певцом в былые годы.

Прибавь еще к тому, что к юношам пылал,

Всю о нем ты тогда расскажешь правду.

Здесь звучит дорийцев речь, а этот муж был Эпихарм,

Комедии мастер.

И лик его, из меди слит, тебе, о Вакх,

В замену живого

В дар приносят те, кто здесь, в огромном городе, живет.

Ты дал земляку их

Богатство слов; теперь они хотят тебе

Воздать благодарность.

Много слов полезных он для жизни детям нашим дал

За то ему слава.

Стань и свой взгляд обрати к Архилоху ты: он певец старинный.

Слагал он ямбы в стих, и слава пронеслась

От стран зари до стран, где тьма ночная.

Музы любили его, и делийский сам Феб любил владыка.

Умел с тончайшим он искусством подбирать

Слова к стиху и петь его под лиру.

Вот кто нам рассказал про сына Зевса,

Мужа с быстрой рукой, про льва убийцу.

Вот он, первый из всех певцов древнейших,

Он, Писандр из Камира, нам поведал,

Сколько тот совершил деяний славных.

Этот образ певца, из меди слитый,

Здесь поставил народ; взгляни и ведай

Лун и лет с его пор прошло немало.

Нынче в Милета жилища спускается отпрыск Пеана,

Хочет увидеть он там многих болезней врача, Никия.

Этот ему что ни день, то подарки приносит;

Нынче душистый он кедр выточить в статую дал

Эетиона искусным рукам за плату большую.

Мастер же в этот свой труд всю свою ловкость вложил.

Сына-малютку покинул, и сам, чуть расцвета достигнув,

Эвримедонт, ты от нас в эту могилу сошел.

Ты меж бессмертных мужей восседаешь. А граждане будут

Сыну почет воздавать, доблесть отца вспомянув.

Девочка сгибла без срока, достигши лишь года седьмого,

Скрылась в Аиде она, всех обогнавши подруг.

Бедная, верно, стремилась она за малюткою братом:

В двадцать лишь месяцев он смерти жестокой вкусил.

Горе тебе, Перистерис, так много понесшей печалей!

Людям на каждом шагу горести шлет божество.

Вот что, прохожий, тебе говорит сиракузянин Ортон:

"Если ты пьян, никогда в бурю и в темь не ходи.

Выпала эта мне доля. И я не на родине милой

Здесь я покоюсь теперь, землю чужую обняв".

Здесь Эвстенея могила, искусно читавшего лица;

Тотчас он мог по глазам помыслы все разгадать.

С честью его погребли, чужестранца, друзья на чужбине.

Тем, как он песни слагал, был он им дорог и мил.

Было заботою их, чтобы этот учитель умерший,

Будучи силами слаб, все, в чем нуждался, имел.

Лежит здесь Гиппонакт, слагавший нам песни.

К холму его не подходи, коль ты дурен.

Но если ты правдив да из семьи честной,

Тогда смелей садись и, коль устал, спи тут.

Адониса Киприда

Когда узрела мертвым,

Со смятыми кудрями

И с ликом пожелтелым,

Эротам повелела,

Чтоб кабана поймали.

Крылатые помчались

По всем лесам и дебрям,

И был кабан ужасный

И пойман и привязан.

Один эрот веревкой

Тащил свою добычу,

Другой шагал по следу

И гнал ударом лука.

И шел кабан уныло:

Боялся он Киприды.

Сказала Афродита:

"Из всех зверей ты злейший,

Не ты ль, в бедро поранив,

Не ты ль убил мне мужа?"

И ей кабан ответил:

"Клянусь тебе, Киприда,

Тобой самой и мужем,

Оковами моими,

Моими сторожами,

Что юношу-красавца

Я погубить не думал.

Я в нем увидел чудо,

И, не стерпевши пыла,

Впился я поцелуем

В бедро его нагое.

Меня безвредным сделай:

Возьми клыки, Киприда,

И покарай их, срезав.

Зачем клыки носить мне,

Когда пылаю страстью?"

И сжалилась Киприда:

Эротам приказала,

Чтоб развязали путы.

С тех пор за ней ходил он,

И в лес не возвратился,

И, став рабом Киприды,

Как пес, служил эротам.

Переводы Л.А. Мея:

О, пастырь резвых коз! Когда ты этой весью

Пройдешь к дубовому густому перелесью,

Ты там, на цоколе треножном, меж дубов,

Увидишь статую хранителя садов,

Внимательного к зву всевластной Афродиты:

И деревянный торс, обделанный едва,

И хмелем вьющимся венчанная глава

Кой-где еще корой смоковницы покрыты,

Под изваянием вокруг обведена

Рукою жреческой священная ограда.

А мимо, с высей скал, проносится ручей –

Под сенью лавровых и миртовых ветвей,

Под кипарисами и листвой винограда.

Кочующих дроздов весенние семьи

Вкруг изваяния давно уже запели,

И златокрылые ночные соловьи

Выводят в честь его серебряные трели.

Остановися там и к богу воззови,

И возвести, что я, с покорностью ребенка,

Молю, чтоб он меня избавил от любви,

И в жертву приношу отборного козленка.

А если от меня отклонит он беду –

На жертвенник его три жертвы я кладу:

И лучшего козла, и лучшую телицу,

И агнца лучшего, сосущего ягницу,

В овчарне скрытого до жертвенного дня.

О, если б только бог помиловал меня!

Перед пещерою моей Амариллины

Я буду петь, пока с утеса на утес

Товарищ за меня на горные вершины

Погонит резвых коз.

Мой добрый друг, Титир! Постереги мне стадо

Пока его жара к ручью не согнала;

Но помни, что тебе остерегаться надо

Вот этого ливийского козла;

Он силен и сердит, и может ранить рогом

Амариллина, отчего

Тебе не сесть перед порогом

И не позвать к себе того,

Кто только тем перед тобой повинен,

Что упоен всей чарой красоты?

О нимфа милая! Ужель находишь ты,

Что нос короток мой и подбородок длинен?..

Погубишь ты меня, сведешь меня с ума!..

Вот десять яблоков, любви моей задаток,

Все с дерева, что ты назначила сама:

Я завтра принесу тебе другой десяток,

Но сжалься над моей любовью и тоской.

Зачем я не могу быть легкою пчелой!

Влетел бы я к тебе и в одр забился чистый,

Под папоротник тот и плющ широколистый,

Где члены нежные покоишь ты во сне.

Теперь, Эрот, известен ты и мне:

Ты – бог безжалостный – и полный ярой злости –

И львицею воскормленный в лесах…

Ты жжешь мне кровь и пепелишь мне кости…

Красавица с улыбкою в очах,

Но с сердцем, вылитым из меди неподдатной,

Ты, чернобровая, лобзаньем очаруй

Меня в объятиях; волшебен поцелуй

У нимфы на груди, как волны перекатной.

Но нет, мне разорвать приходится венок,

Моей рукой тебе сплетенный

Из темного плюща с петрушкой благовонной…

Что делать мне?.. Что предпринять я мог?..

Ты для меня глуха… Мне даже нет надежды…

Осталося одно: совлечь с себя одежды

И в волны кинуться с скалистых берегов,

Где Ольпис-рыболов манит к себе притравой

Прожорливых тунцов.

А если гибели избегну я – забавой

Мое отчаянье послужит для тебя.

Я ненависть твою изведал, полюбя:

Любовь, ты – вещая наука!

Над меновым листком недавно я гадал,

Но тщетно я его рукою прижимал:

Под нею лопнул он без звука.

Гадальщица на верном решете,

Агрея старая, ты истину сказала,

Когда, бродя в полях, в полночной темноте,

На трепетный вопрос мне грустно отвечала:

“Ты полюбил бесстрастную, пастух!”

А между тем для ней, моей Амариллины,

Я берегу козу, ее волнистый пух

Сверкает серебром, как лилия долины,

И двое маленьких козлят

Ее сосцы упругие доят.

Эритакида, дочь Мермнона,

Темнокудрявая, как волны Ахерона

Просила подарить козу еще вчера:

Я завтра же пошлю подарок ей с утра –

Затем, что ты смеешься надо мною.

О боги! Дрогнул правый глаз –

То знак свидания! Сажуся под сосною

И начинаю петь. Красавица, хоть раз

На бедного певца ты взглянешь не сердито:

Нет, сердце у тебя едва ль из меди слито!

(Поет)

“Царевной юною пленен,

Проворный Гиппомен на поприще вступает,

И – яблоки в руках – к арене мчится он,

И первый цели достигает.

При виде золотых плодов в его руках,

Страсть к победителю зажглась в твоих очах,

О Аталанта! Мать Альфезибеи мудрой.

Супругой Виаса ты сделалась тогда,

Когда на Пилос с Отриса стада

Согнал Меламп, гадатель чернокудрый…

И не тогда ль пленил Киприду Адонис,

Когда на высях гор стада его паслись?

Но не могла любовника Киприда

Оспорить на груди бессмертной у Аида…

О, как завиден мне тот непробудный сон,

Что очи у тебя смежил, Эндимион:

Счастливец Язион! с богинею прелестной

Ты то узнал, что смертным неизвестно!”

Я стражду… голова моя горит в огне…

А ты и знать не хочешь обо мне.

Довольно петь. Но знай, о нимфа молодая,

Я лягу здесь – и пусть волков голодных стая

Меня в куски скорее разорвет –

И будет смерть мне сладостней, чем мед.