Мехсети Гянджеви
Рубаи





Мехсети Гянджеви - Рубаи




На Востоке не было принято ставить памятники, тем более женщинам.

Время не сохранило изображения Мехсети Гянджеви, первой азербайджанской поэтессы, современницы великого Низами, не оставило полных сведений о ее судьбе, не донесло всего творчества ее. Но разве скудность биографических сведений не покрывается с лихвой щедростью народных преданий и легенд? А из тех произведений, которыми располагаем мы, вырастает женственный и мужественный образ вольнолюбивой мятежницы! Восставать против мракобесия и ханжества, подрывать основы основ исламизма, коран и шариат, — на такое отваживались немногие из самых бесстрашных мужей Востока. Но когда подобный подвиг совершала женщина, да еще восемь веков назад, он должен быть признан трижды и трижды великим.

Имя азербайджанской поэтессы, жившей в XI–XII вв., и ее четверостишия-рубаи славились так, что многие строки, созданные Мехсети в Гяндже, приписывались Омару Хаяму из далекого Нишапура и наоборот.

На Востоке не было принято ставить памятники, тем более женщинам. Но Мехсети Гянджеви бессмертными четверостишиями сама себе воздвигла памятник. И я приношу к его подножию, как скромный букет, томик ее стихов, впервые переведенных на русский язык.

БАКУ.

Владимир КАФАРОВ.




Мехсети Гянджеви - Рубаи




На колесе судьбы не год, не два

Распята, ни жива и ни мертва,

Я вместе с ним вращаюсь непрестанно.

Вот почему кружится голова.

Тот, кто любви навек предаться смог,

Не смеет говорить: «Мой жребий плох».

Я спутника себе всю жизнь искала.

Им оказался собственный мой вздох.

Богат безмерно — не подкупишь смерть.

Она сумеет всех смести, стереть.

Один старик сказал мне в Харабате:

«Живи счастливо, належишься впредь».

Внесли свечу, любимицу молвы,

А на рассвете вынесут — увы!

Так не гордись своею головою.

Взгляни — свеча сгорает с головы.

Душой кривя, не станешь ты правей,

Судьба твоя — кривой разлет бровей,

Ну что же, помни мудрость вековую:

Ставь чашу криво, только не пролей.

Коран и шариат мужей и жен

Соединяют браком испокон.

Мой брачный договор — четверостишье.

Религии какой подвластен он?

В воде погибнет пламя все равно.

Как жить, коль пустотой дышать дано?

Мы все землею станем, так пускай

Певец поет, а кравчий льет вино.

Целуй меня. За разом раз еще,

И шесть, и семь, и девять раз еще.

В десятый раз целуй меня скорее,

А после сразу десять раз еще!

Тебя целую, чувства не тая.

Весны моей долина — грудь твоя.

У нас с тобой два тела, но отныне

Единым сердцем стали — ты и я.

Кровопускатель, будь нежней чуть-чуть,

Любимого леча, не позабудь:

Конец иглы, ему входящей в руку,

Вонзается в мою больную грудь.

Ты — как чинара возле родника,

Задумчива, безмолвна и кротка.

Я с кувшином иду не за водою —

Чтоб на тебя взглянуть издалека.

Любви предамся ночью без забот.

Мечту мою исполни, небосвод:

Пусть длится ночь, хотя она печальна,

Пусть медлит день, хоть счастье он несет!

Прекрасна роза средь родных ветвей.

Прекрасен одержимый соловей.

Удивлена коротким веком роза.

А соловей — своей разлуке с ней.

Ты, сын хабита, должен верить мне.

Как я верна — реши наедине.

Из-за меня в огонь готовы люди,

А я хочу сгореть в твоем огне.

От постоянства ты далек, я знала.

Готов нарушить свой зарок, я знала.

Начнешь любовью — завершишь враждой.

Конец я знала с самого начала.

Печален небосвод, уйдя во тьму.

Дай мне вина, быть может, боль уйму.

Никто не любит так, как я, веселья.

А небо шлет мне горе! Почему?

Разлукой сердце полня, жить нельзя.

Как полночи без полдня жить нельзя.

Спокойно ты живешь, меня не помня.

А мне, тебя не помня, жить нельзя.

Тебе враги твердили вразнобой:

«Не связывай судьбу с ее судьбой».

Ты хочешь, чтобы их труды пропали?

Давай же завтра встретимся с тобой!

Не верь, что без тебя живу счастливо,

Нет, обессилев, я клонюсь, как ива.

Я поняла: терпенье — мой удел.

Но что поделать — жду нетерпеливо.

Не убежать — тоска стоит на страже,

А радость не поспорит с каплей даже.

С тобой разлучена, считаю дни,

Жизнь без тебя — бессчетные пропажи.

От горя не спасает и броня.

Я боль сношу, терпение храня.

Не сердце у тебя, а тяжкий камень,

И камень тот на сердце у меня.

Я на базаре видела: подкошен

Лежал под куропаткой мертвый коршун.

Она твердила: кто терзал других,

Тот под ноги вот так же будет брошен.

Румяный хлебопек возник в окне,

Игриво подает чуреки мне.

Он превратил меня печалью в тесто,

Боюсь — теперь поджарит на огне.

Мне дорог шерстобит румянолицый.

То грудь его — души моей темница,

О боже, дай поцеловать его,

Я перестану, может быть, томиться.

Мой шапошник умел и остроглаз,

Он шапки шить атласные горазд.

Из четырех одна хвалы достойна,

А я хвалила каждую сто раз.

Ты — словно месяц, ученик портного.

Я, Мехсети, служить тебе готова.

Я нитью стать хочу, чтоб припадать

К губам твоим, что выглядят медово.

Богатство мира — страсть. Пою о ней.

Сын ювелира, ты — знаток камней.

На камень я как будто не похожа,

Так что же взглядом ты прильнул ко мне?

Не счесть ни ядов и ни жал любви,

Надежду искромсал кинжал любви,

Любви бокал я выпила, но тщетно:

Он существа не содержал любви.

Ужель и вправду мужем должно звать

Того, кто не умеет жен ласкать?

Мой поцелуй, учти, в полцарства ценят,

А ты не хочешь даром целовать?




Мехсети Гянджеви - Рубаи