«Что меня толкнуло купить эти шесть соток, я и сам толком не понял. Мне уже пятьдесят, и я никогда не думал, что буду возиться с землей, тем более что-то на ней выращивать. Всю жизнь я прожил в городе. До пенсии проработал отбойщиком в литейном цехе – кругом металл, огонь, копоть, шум. Не видел никогда близко ни грядок, ни репок, ни букашек, ни таракашек…»

«„Бам, бам, бам“, – барабанил осенний дождик по крыше моего автомобиля.

«В детстве я любил ходить в лес. Мне нравилась природа леса со всем своим многообразием полянок, березок, лужаек, пичужек и зверьков…»

«Все началось с того, что мне ошибочно положили в почтовый ящик «Рекламный вестник», который я сроду не выписывал. Вечером я от нечего делать стал его просматривать. В колонке «Продаю» бросилось в глаза странное объявление: «Срочно продаю машину иностранной марки. Дешево». А ниже – номер телефона…»

«Пять лет назад я изобрел новое, самое мощное, самое совершенное оружие. Когда осмыслил, что я изобрел, то по наивности радостно подумал, что это оружие положит конец всем войнам и конфликтам, потому что каждая из воюющих сторон, имея его, не сможет ни проиграть, ни победить. Поэтому не будет ни победителей, ни побежденных. А без этого и смысл самой войны отпадет. Значит, войн не будет. Войнам конец. Как же я ошибался…»

«Проблем у Виктора Нормана хватало, можно сказать, с самого момента его рождения.

«Сейчас никто уже не помнит его настоящего имени. Да и мы, его друзья, с детства, сколько себя помнили, звали Стасика не иначе как «Сэмчо» – по прозвищу великого трубача Луи Армстронга.

«Наконец-то поэт, седой и старый, увенчанный всеми мыслимыми и немыслимыми наградами, получил самую высокую, но и самую необычную награду: ему первому присвоили звание «Творец истории». О чем еще можно было бы мечтать в конце своей земной жизни, если бы… если бы это звание не было ему присвоено в зале Верховного Суда, и если бы после этого Его, великого Поэта, не заключили в тюрьму пожизненно, навечно…»

«Сытый художник – это не художник. Настоящим художником может быть только голодный художник. А Коля Сушенцов голодал давно – лет десять. Поэтому он с полным правом называл себя художником…»

«Сочная, полная жизни травинка, как яркий язычок зеленого пламени, вынырнула из трещинки бетонного пола прогулочного дворика местной тюрьмы. Вынырнула и замерла в изумлении от серости и унылости окружающего мира.